Гангста-рэперы «Кровосток» представят новый альбом «Ломбард»

Как это стало мейнстримом: новый альбом «Ломбард» группы «Кровосток» как новое пришествие матерной поэзии — или свидетельство ее непреходящей популярности, подогреваемой законами о нецензурной лексике.

В ближайшую субботу, 21 марта, рэп-группа «Кровосток» представит новый альбом «Ломбард» на одной из самых крупных московских площадок Yotaspace. В успехе мероприятия, судя по всему, можно не сомневаться: недавно группа, сделавшая себе имя на гипертрофированном до комизма и пересыпанном матерной лексикой гангста-рэпе, опробовала новые песни на публике, пришедшей в чуть меньший по размерам «Известия Hall». И собрала аншлаг, несмотря на то что напоминает о себе раз в три года — именно столько времени прошло со дня выхода их предыдущего альбома «Студень».

Анализировать всерьез новый альбом «Кровостока» в данном контексте бессмысленно – народная любовь ценнее всякой критики.

Ну да, лирический герой коллектива несколько утомился живописанием разбоя и увлекся метафизикой –

впрочем, по большей части порнографического толка («Секс это», «Загробная»). Более насыщенной стала и музыкальная составляющая – вместо совсем уже издевательских битов и пародий на евродэнс (как в песне «Деревня» с альбома «Студень») здесь есть даже что-то вроде южного рэпа. Но на этом все. В остальном «Ломбард» — лучшее, любимое и только для вас, и разбирать этот альбом серьезно — занятие утомительное и неблагодарное.

11 лет назад, когда у созданного тремя современными художниками проекта вышел первый и самый нашумевший альбом коллектива «Река крови»,

артистам предрекали славу игрушки на час для столичной богемы, которая всегда питала слабость к художественному использованию противозаконной ныне лексики. Как и два десятка лет назад «Ленинграду», на первом своем альбоме «Пуля» заигрывавшему с эстетикой городского блатного романса, но затем продрейфовавшему в сторону русского народного быдло-серфа в тренировочных штанах.

Оба коллектива в разное время взяли на вооружение эксплицитную лексику, и оба придумали себе лирического героя, который с ее помощью выражает себя: Шнуров — мужика, который «зол, вонюч и волосат», «Кровосток» — гопника с ножом, в мышлении которого мифологическое мешается с наркотическим. При этом

тексты «Кровостока» оказались брутальнее буржуазных кричалок «Ленинграда» и претендовали на некоторую литературность, но никто и представить себе не мог, что эта постмодернистская шутка продержится так долго.

Вероятно, секрет долголетия в случае с авторами «Ломбарда» заключается в том, что, сколько бы экс-участники арт-групп «ПГ» и «Фенсо» ни маскировали свой проект под акт искусства, фактически они занимаются тем же, чем и шнуровская группировка. За годы жизни существования группы «Ленинград» стало очевидным, что

эстетизация матерщины выхолащивает ее экспрессивную энергию, испаряет смысл слов, а главное — является приемом жульническим.

Использование нецензурщины в текстах Егора Летова или незаслуженно забытой группы «Машнинбэнд» было поэтически обоснованным, а главное – сразу ставило исполнителей за грань поп-культуры. Эти песни сознательно были написаны так, чтобы не звучать из каждого утюга — как это происходило с ленинградовским хитом «Дачники» или кровостоковской «Биографией» (пусть во втором случае в роли «утюга» и выступал интернет). У того же Летова мат звучал в тех случаях, когда выразить надо было то, что иначе сказать невозможно. Еще одним свидетельством «нецелевого использования» заповедных морфем русского языка было то, что эти слова крайне редко в быту используются в прямом значении — убедиться в этом легко может любой чуждый наносного ханжества читатель.

«Кровосток» в этом плане, конечно, работает чуть тоньше «Ленинграда»:

Шнуров вряд ли решится, например, в песне про секс так часто поминать Стендаля — менеджеры из целевой аудитории не поймут.

Тем не менее суть тут та же.

Возвращение «Кровостока» после трех лет молчания именно сейчас, когда вступил в силу пресловутый закон о мате, выглядит совершенно логично — «бешеный принтер» придал их речитативу не свежести, конечно, но остроты.

Другое дело, что стоит лишь подойти к анализу использования исполнителями запрещенных слов, вынеся за скобки фирменную интонацию, как станет очевидно, насколько неправдоподобно звучат эти комические куплеты, по-прежнему выдаваемые за российский извод гангста-рэпа. Впрочем, публики, полагающей, что многократно рассказанный анекдот подобен выдержанному вину, по-прежнему достаточно для того, чтобы заполнить приличных размеров клуб. Особенно в условиях кризиса.