Наталья Величко. Меня не воспринимали как режиссера

Мы встретились с Натальей Яковлевной у нее дома в Академическом районе. Ее муж, известный историк, пригласил нас в комнату, и сказал: «Наводит красоту, сейчас будет!», - а затем удалился, чтобы не мешать. Через пять минут в комнату зашла Наталья Яковлевна в некотором радостном предвкушении.

- Наталья Яковлевна, вы помните тот момент, когда вы решили стать актрисой?

Как давно это было, как это произошло? Насколько известно, вы всегда говорили, что не думали об этой профессии никогда.

Реклама:

- Вы знаете, я никогда не хотела быть артисткой, в молодости и в детстве, даже больше того, я всегда на смех поднимала девочек, которые хотели быть артистками. Мне казалось что это какие-то пустые люди, несерьезные, и сама профессия слишком легкая. Знаете, как пирожное. Это удовольствие и большая радость, но мне казалось, что нельзя жить, питаясь одними пирожными, что это неправильно, почему-то мне так казалось. Сейчас я считаю, что все-таки была не права, получать самой радость и делиться ею с другими - это очень важно. Но мне всегда хотелось больших знаний, больше учиться. Вызывали большое уважение люди науки, технические люди, которые поднимали в стране промышленность, сельское хозяйство. Я с большим уважением относилась к тем, кто поднимал целину, работал в шахтах, это действительно тяжело и опасно. Шахтер, например, безумно тяжелая и опасная профессия, а актер - это фактически, каждый день праздник.

Даже сейчас я считаю, что это не очень трудная профессия, это профессия для баловней судьбы. Конечно, тяжело получить роль, но вы дайте хорошую роль, а я бесплатно сыграю в хорошем фильме.

Мне не нужны деньги, понимаете, награда - уже в этой работе. Вот так мы считали в наше советское время. Мы многие так думали, что это удивительно счастливая профессия. Просто две мои подруги, а тогда я училась в музыкальном училище, собиралась поступать в консерваторию. И вот одна из них - Ниночка Милкумян, которую я очень люблю по сегодняшний день, - начала вместе с сестрой, сестра работала во ВГИКе в фотолаборатории, и они, значит, стали меня уговаривать поступать во ВГИК, мало того, они решили, что я должна сыграть Наташу Ростову. Это не моя была блажь, а их. И я действительно поступала во ВГИК, я читала Наташу Ростову, и все время играла Наташу Ростову, и три года в институте, как ни странно, и первый мой приход на студию «Мосфильм» действительно был по вызову группы «Война и мир». Но, как вы знаете, роль досталась Савельевой, а я довольно долго там репетировала с разными известными актрисами, с Гоголевой, Марцевич, и Смоктуновский пробовался там, Олег Стриженов, много было известных артистов, очень длинный подготовительный период, целый год.

Но, видимо, обо мне осталось положительное впечатление, ведь через год меня пригласили в фильм «Тишина». Здесь была совершенно другая ситуация, вообще никаких проб, меня сразу брали в картину. Басов, режиссер, широкой души был человек, и он мне говорит: «Давайте сразу будем сниматься, но я оставляю за собой право, если я вижу, что вы не справляетесь, вас заменить, идет?» Я согласилась! Сниматься, конечно же, очень хотелось, но я, к счастью, быстро сообразила, что Ася чем-то похожа на Наташу Ростову, и меня это очень поддержало и укрепило. Кино снимается с конца, с середины, кусками, и молодому артисту, конечно, очень легко растеряться, но когда я уже знала, что буду играть, сразу успокоилась. Сейчас советую молодым актерам всегда держать какую-то серьезную роль из классики про запас, чтобы с нее уже брать соответствующий материал. Когда картина была закончена, на одном из приемов по поводу премьеры сидел со мной Юрий Васильевич Бондарев, и я ему говорю: «Знаете, Юрий Васильевич, я вообще-то играла Наташу Ростову, тайно, про себя». Он очень удивился и сказал: «Вы знаете, Наташа, когда я писал Асю, я тоже думал о Наташе Ростовой». Произошло такое счастливое стечение обстоятельств.

Интересно, что когда я оказалась в Париже на премьере уже другого фильма, «Третья молодость», французско-советского фильма, то мне прислали приглашение на премьеру второй серии «Войны и мира», тогда оказалась нелетная погода, и я одна представляла вторую серию, которая так и называлась – «Наташа Ростова». Представляете, многие французские актеры, которые слышали мое имя, Наташа Величко, они все думали, еще не видя картину, что я и есть исполнительница роли Наташи Ростовой. Странное было ощущение, такое мистическое, я бы сказала, наверное, было предназначено, чтобы я была в этот день в Париже, и вот я тут и оказалась, хоть и с другой картиной.

Я вообще-то скромный человек, не думала, что после «Тишины» придет такая известность, это все было очень для меня ошеломляющим, неожиданным, чрезвычайным, и я растерялась. Я сейчас понимаю, можно было бы поумнее распорядиться этими обстоятельствами, я очень много отказывалась там, где не надо было отказываться, и наоборот, соглашалась там, где не надо было соглашаться. Ну конечно, здесь нужен был уже другой опыт - не творческий, а жизненный.

- Нам известно, что вас приглашали сниматься в студии «Метро Голдвин Майер», в Голливуд. Почему вы отказались?

- Мы были в Финляндии, это был 1964 год. Были мы в каком-то жутко дорогущем ресторане. И вот, значит, меня приглашает танцевать один финский продюсер, как сейчас помню, его звали Мао Меккели. После танца он подводит меня туда, где стоят такие важные господа, каких я только в кино могла видеть, в смокингах с бабочками, худющие, и говорят, что, дескать, мы слышали, что вы хорошая артистка, мы хотим вам предложить главную роль в фильме «Доктор Живаго». Одно ваше слово - и все будет сделано, вам не о чем не надо беспокоиться. У меня захватило дух! Я понимала, что это совершенно безнадежная ситуация, я понимала, что отнюдь не мой талант привлекает американцев, что это большая игра и им нужна реклама. Реклама для того, чтобы показать, как все бегут из Советского Союза. Сразу я не отказала, подошла к нашему представителю, дипломату Гребневу - известная кинематографическая фамилия. Подхожу к нему и говорю, что вот американцы предлагают мне сниматься в Голливуде в фильме «Доктор Живаго». Он, бедняга, бледнеет, у него прямо отливает кровь от лица, мне делается страшно, а он, заикаясь, говорит: «Вы, Наташа, соображаете, что вы говорите? Танцуйте обратно и скажите, что у вас очень много работы!»

Это был 1964 год, холодная война с Америкой, а мы что? Мы солдатики просто, это было совершенно очевидно. Кстати, мне никогда не хотелось жить заграницей, но сняться, конечно, хотелось, в таком фильме хотелось. Я пошла танцевать, и сказала этому дяде, что, мол, извините, я просмотрела свой календарик, у меня очень много работы, я не смогу сниматься в фильме «Доктор Живаго».

- А при других обстоятельствах, вы бы согласились?

- Конечно! Если бы сейчас пригласили – безусловно. Но тогда это было совершенно невозможно. Кстати, этот Гребнев сказал мне, чтобы я никогда об этом никому не рассказывала, это было опасно. Но я всегда любила свою родину, и сейчас очень люблю, ничего так не люблю, как Россию. Я считаю, что мы живем в лучшей стране, чтобы у нас тут ни происходило. В лучшей стране мира!

- Наталья Яковлевна, давайте вернемся к тому времени, когда вы поступали. Как отнеслись к решению поступать во ВГИК ваши родители?

- Вы знаете, у меня было удивительное детство. Оно мне дало очень много. Мои родители работали в театре, отец был музыкантом и дирижером, а мама пела в театре, на радио пела. Мы жили в маленьком городе, но в очень живописном, масса цветов, необыкновенно красивые высочайшие горы, которые меня просто заворожили в детстве. Наш домик был очень маленьким, и что интересно, сейчас на этом месте Дом кино, да, улица называлась в мое время Пионерской, теперь стала называться Московской. То есть видите, какой оказалась моя судьба? И сейчас я часто вспоминаю это изумительное детство. Когда мы переехали в Москву, мне было очень тяжело. Там столько цветов, столько красок, столько впечатлений - и вдруг приезжаем в Москву, в ноябре, света нет, рано темнеет, и дома такие высокие, и кажется, что они шатаются. Я себя почувствовала в тот момент так плохо, такой несчастной. Моя мама оказалась в Бишкеке случайно, она москвичка, но была сослана в 1937 году. Она училась в московской консерватории, тогда было такое движение, что таланты надо выдвигать из народа, и вот она была такой выдвиженец из народа с очень красивым голосом. Но в 1937 году ей предложили отречься от мужа, мужа посадили, а ей предложили отречься от него, мотивируя это тем, что ее тогда не тронут.

- Это был ваш отец?

- Нет, это не мой отец. Так вот, мама не любила своего первого мужа, но сочла, что отречься - это подло. Таких людей было очень много. Как же хорошо было бы, как хочется, чтобы появилось какое-то достоинство, честь в нашем обществе. Наверное, она есть и сейчас, иначе вообще все провалилось бы в яму, есть, наверное, люди чести, воли, отваги. Ну, в общем, мама осталась там, а я родилась от другого человека.

- Так как же все-таки отреагировала ваша мама на идею стать артисткой?

- Довольно долго я скрывала, целую четверть скрывала, что я поступила. Она ничего не знала про это. Но поскольку она сама училась в консерватории, то есть была близка к этой сфере, она не хотела, чтобы я была артисткой. Но когда я сказала, что я уже учусь во ВГИКе и что там очень большой конкурс, страшно трудно попасть, но я попала, мама в итоге была не против.

- Наталья Яковлевна, расскажите о том, как вас однажды пригласили выступить в церкви. И вообще, вы верующий человек?

- Я начну издалека. Путешествие - это моя страсть. Раньше больше путешествовали. Например, в том же Томске был небольшой фестиваль. И вдруг мне предлагают лететь 300 км на кукурузнике. Я с удовольствием летела! Хотя мне было плохо, меня тошнило ужасно, но я летела в такое дивное место, соболиный край.

Я приехала с концертами, но у меня было много свободного времени. Я всегда была религиозной, и мне хотелось немножечко знакомить народ с православием, потому что, к своему ужасу, я поняла, что люди, русский народ, не знают даже, кто такой Сергий Радонежский. Хотя известно, что это духовный отец, фактически российский наставник, самый главный. Я на своих выступлениях начинала рассказывать про Серафима Саровского, Сергия Радонежского, и это каким-то образом дошло до местного священника. Я прогуливалась, и вдруг вижу, батюшка вешает объявление на стене деревянной церкви, что вот, мол, встреча будет со знаменитой актрисой в пять вечера, а я об этом даже и не знала, он у меня и не спрашивал. Это было неожиданно, но я понимала, что надо идти.

Я пришла, как ни странно, действительно набилось много народу, и причем пришли люди, которые никогда раньше ногой в церковь не ступали. Ну вот, набился народ, и батюшка просит поделиться своим духовным опытом. Немножко я почитала, потом про Рериха им рассказала.

Вы знаете, я даже в это время отстранилась от кино, настолько я увлеклась путешествиями, мне так это нравилось все, что стало немножко наплевать на кино, а потом мне было трудно кого-то просить, чтобы меня взяли посниматься, это очень тяжело. И все равно это было великим счастьем, возможностью многое посмотреть.

- Наталья Викторовна, расскажите, как вы из актрисы решили переквалифицироваться в кинорежиссера?

- Я говорила, что эту профессию – актерскую - считала не очень серьезной, мне всегда хотелось учиться, я и сейчас учусь. Всегда что-то такое изучаю, даже замуж вышла за историка, для того чтобы учебники были под рукой, чтобы было, у кого чего спросить. Профессия режиссера требует довольно больших знаний, в том числе и истории, очень большого воображения. Мне безумно понравилась эта профессия, единственное – она требует лошадиного здоровья, очень тяжелая физически, страшно много работы. Я сняла один большой фильм, и второй, маленький. Это, прямо скажем, не женская профессия, или, может быть, для каких-то женщин другого склада, более крепких, и, наверное, мужского склада.

- Скажите с точки зрения кинорежиссера, как вы оцениваете кино советского периода и фильмы сегодняшнего времени?

- Конечно, что-то есть позитивное в нашем сегодняшнем кино, но оно в общем довольно беспомощно все-таки. Честно говоря, даже не вижу перспективы, сама жизнь очень сложна, народ измельчал. Я хожу в церковь, не пропускаю ни одной службы, и когда я пытаюсь говорить, что надо помогать друг другу, а не убивать друг друга, это вызывает какое-то удивление, это совершенно непонятно окружающим. И конечно, это грустно. Кино должно помогать, как-то встряхнуть народ! Ваши же родители выиграли войну, спасли Европу, спасли мир, мы же величайший народ, на нас, можно сказать, планета смотрит! Вот чем должно заниматься искусство.

- Сейчас, когда у вас за плечами несколько ролей и своих фильмов, есть какие-нибудь сожаления, может быть, хотелось бы что-то изменить?

- Вы знаете, был момент, когда я сваляла дурака. Мне неловко об этом говорить. Я не буду говорить название картины, но мне предложили главную роль, это была очень серьезная работа для меня. Но я, не знаю почему, в тот момент себя не очень хорошо чувствовала, и режиссер все время спрашивал, что же со мной происходит, мол, какая-то опущенная хожу. А я сама чувствовала, что-то не так, ожесточенность какая-то. Осень, дожди, и я не знаю, в чем тут дело было. И тут я режиссеру возьми и скажи: «Если вы не уверены, ну что же, давайте расстанемся». Я сама сказала это, и об этом я сожалею до сих пор, этого нельзя было говорить. Режиссер - классик советского кино - тогда написал мне замечательное письмо, что он мною восхищается, что никто из артистов так бы не поступил. Конечно, не поступил, это была глупость, ничего больше, только глупость. Надо было перетерпеть, все и наладилось бы. Ляпнула такую глупость, и меня заменили другой артисткой.